В зоне отчуждения. 26 апреля – День памяти погибших в радиационных авариях и катастрофах.

После взрыва на четвертом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции 26 апреля 1986 года прибывших ликвидировать последствия аварии встретили пугающе пустые города и сёла: бросив дома, квартиры, местные жители навсегда покинули больше 100 населенных пунктов… 

Владимир Аврамович Березенский

Владимир Аврамович Березенский, в июле 1986 года находившийся в составе инженерно-строительного батальона в Полесском районе Киевской области, смотрел на тогдашнюю обстановку с позиции медика. А была она даже сложнее, чем та, с которой довелось столкнуться ему в Афганистане, где служил фельдшером в мотострелковом полку. 
Батальон был расквартирован несколько западнее Чернобыля. Силами батальона строились фильтрующие дамбы на притоках реки Припять, что несет воды к Днепру. Зараженные притоки несли радиоактивные вещества в Припять, а речка передавала их Днепру. На берегах Днепра – Киев, другие города. Дамбы возводились, чтобы фильтрацией ослаблять радиоактивное загрязнение больших и малых речных притоков и самого Днепра. Через два месяца дамбы были в полной готовности. Но два месяца на объектах, которые достались батальону, это совсем не тот срок, что в местах, где и в мыслях нет слов «доза» и «облучение». Ежедневно после смены батальон шел в полевую баню, а сброшенное обмундирование отправлялось в могильник. На следующий день получали новое. И так день за днем.
После дамб получили новую задачу – очистить город Припять. Брошенный автотранспорт, киоски, беседки, горки, качели и карусели – все это и многое другое убирали и хоронили в специальных могильниках. Сантиметров на 40 снимали грунт, который опять‑таки увозился на место захоронения. 

Для погрузки и транспортировки техники хватало. Работали на ней опытные люди. Василий Аврамович отмечает: 99 % сослуживцев в батальоне были призваны из запаса.

Но как бы ни были осмотрительны люди, далеко не все зависело от них. Часто в медицинский пункт обращались с характерной жалобой – начались головные боли, в горле першит, появился кашель. Это вызывало особенную тревогу. Срочно – на Киев, в лечебный центр радиологического профиля. Но не так‑то просто было попасть туда! Даже после четвертой по счету на маршруте санитарной обработки машины дежурные на посту в столицу не пропускали – из‑за степени радиации техники. Приходилось пробираться закоулками. В итоге все же нашли решение, которое всех устроило: на последнем пункте санобработки заболевших передавали киевским медикам, предварительно договорившись с ними о времени, месте встречи. Хотя у каждого в батальоне имелись при себе индивидуальные дозиметры радиации и все регулярно сдавали кровь для лабораторного анализа, несколько человек в инженерно-строительном батальоне получили такие дозы, что в Киеве их оставили для прохождения курса специального лечения. Радиация – враг коварный.

Иван Борисович Тягулёв 

В июле 1986 года южней Чернобыля, в Иванковском районе, с оповещения о подъеме начинался напряженный день Ивана Борисовича Тягулёва. Он работал на комбинате «КМАруда», когда получил повестку из военкомата. 

Тягулёва и прибывших вместе с ним поселили в палатках, принадлежавших военной части из Поволжья. Подъем в пять утра. Солнце лучами ласкало лес, птички поют, но умиротворенность эта была обманчивой. Всего лишь за километр – забор из колючей проволоки. Он отделял зону, в которую посторонних ни под каким предлогом не пропускали. Как вспоминает Иван Борисович, даже ликвидаторам непросто было добираться до работы. Каждый раз – через проверку личности на пунктах пропуска и контроля. А по возвращении из зоны – тщательная проверка на загрязнение радиацией транспорта и людей. Иначе никак нельзя: возвращаться приходилось оттуда, где над взорвавшимся реактором еще не было саркофага. 

Тягулёв с товарищами больше двадцати дней работал непосредственно на АЭС. Одним из самых важных поручений для них была дезактивация водозаборника третьего и четвертого энергоблоков станции. Дно этого объекта очищали от ракушечника лопатами! Собранное грузили в металлические контейнеры, которые вывозились в места захоронения – в так называемые могильники радиоактивных веществ. 

Части, к которой был приписан Тягулёв, выпало также снимать зараженный грунт вокруг АЭС, где курился еще реактор. Грунт тоже подлежал захоронению. Иван Борисович вывозил его на автомобиле. 

Непременно надо упомянуть о том, что Иван Тягулёв стал очевидцем того, что не побывавшие в Чернобыле видели только на фотоснимках или в документальной кинохронике: как зависали вертолеты над реактором и вниз летели мешки с песком, глиной, доломитом и свинцом, формируя защитный слой в верхней части поврежденного реактора. И вертолетчикам, и находившимся на земле было вполне понятно, какая опасность подстерегает на каждом квадратном метре станции. На выполнение некоторых операций отводились считанные минуты. Но никто не выбирал, где полегче, где попроще. Иван Борисович уверен: вдохновлял и вел вперед людей патриотизм. 

Иван Борисович Тягулёв работал на дезактивации как на самой ЧАЭС, так и в населённых пунктах до 28 августа 1986 года. Дальше было уже нельзя ни ему, ни трудившимся рядом с ним. 

Владимир Александрович Мазуренко

23 декабря 1986 года в зоне катастрофы оказался секретарь комсомольской организации Губкинского райпо Владимир Александрович Мазуренко – в качестве замполита отдельной ремонтной роты, направленной под Чернобыль Московским военным округом. 

Временный городок бригады, в состав которой входило подразделение Мазуренко, расположился недалеко от обезлюдившего села Ораное в Иванковском районе. Офицер, которого он сменял, был бесконечно рад. Сменявшийся упросил принимать дела немедленно, хотя увиделись где‑то за полночь. Уже по таким штрихам можно было предположить, какая там царила напряженность. Отсюда и определилась задача замполита. 

«Я должен был вновь прибывших ограждать от нелепых слухов и легенд, настраивать на работу в высоком темпе и с должным качеством», – поясняет бывший замполит. 

Прибывали и убывали в роте довольно часто – при получении дозы, которая достигала допустимого предела. Тут сильней, чем иной «Боевой листок», на сослуживцев действовало то, что замполит находился рядом. Ведь он об уровне излучения лучше осведомлен: на наряд выдает дозиметры, ведет учет накопления рентгенов, с радиологом держит постоянную связь. 

В цене здесь были и сообразительность, находчивость. Поначалу, скажем, ремонты шли на морозе за двадцать градусов и с подъемом тяжестей вручную. А подыскали для ремонтников ангары, где имелись подъемные механизмы и возможность обогреваться, производительность заметно возросла. Соответственно, выросло и количество поощрений (выдавались материальные призы, писались Благодарственные письма в адрес предприятий, на которых трудились ликвидаторы).

Хотя приехали из разных областей, в роте раздоров не возникало. Умел замполит проследить за тем, чтобы нервное возбуждение не вышло из берегов. А причин для этого хватало. Даже обычный поход на обед мог нервы пощекотать неподготовленному человеку, ведь в столовой, что размещалась на АБК-1 атомной электростанции, окна были занавешены свинцом! Отвлечься личному составу помогали культурно-массовые программы (их утверждали в штабе), периодические личные беседы замполита – о доме и семье, об оставленном на время коллективе фабрики, завода, комбината. У тех, с кем побеседовал замполит, на душе становилось легче, а у младшего лейтенанта еще крепче становилось убеждение, что главное для него – это беречь людей. 

13 марта 1987 года замполит Мазуренко вместе с ротой покинул зону отчуждения. Чтобы помнить о ней вот уже большее тридцати лет.