Правнуки заглянули вечности в глаза

Всё меньше остается в живых тех, кто прошел через войну, все дороже для нас становятся их воспоминания. Это я отчетливо понял в 2012 году, когда вместе с одноклассниками мне посчастливилось побывать на трёех ратных полях России – Куликовом, Бородинском и Прохоровском. В том же году мы съездили в Волгоград. Это ещё одно священное место, где во время Сталинградской битвы враг был остановлен и повернут вспять. Эти поездки были организованы нашими родителями и учителями при поддержке компании «Металлоинвест».

Память бережно хранит…

Меня глубоко тронуло то, как бережно хранится нашим народом память не только о крупнейших битвах и сражениях, но и об их непосредственных участниках. На Бородинском поле установлено множество памятников воинским частям – с названиями, именами командиров и героев. Такие же мемориалы с именами советских воинов-героев мы увидели в Волгограде. И на Прохоровском поле есть храм-памятник апостолов Петра и Павла, на стенах которого золотыми буквами написаны имена тысяч солдат и офицеров, сложивших головы за наше счастливое будущее. Особенно тронуло меня то, что, как и на Бородино, на Прохоровском поле немало небольших монументов, расположенных прямо на местах конкретных боев отдельных частей, а также ухоженных могилок воинов и мирных жителей.

Я стал понимать, что память наша должна опираться на зримые дела и поступки, на изучение исторических документов и воспоминаний непосредственных участников боев, на посещение святых мест, связанных историей нашей Великой Родины.

Мои бабушки и дедушки родились и жили в местах, где развивались знаменательные события Курской битвы, на их долю выпало много лишений, связанных с оккупацией и трудом в тылу. Бабушка моя испытала все ужасы фашистских концлагерей, дедушка встретил Победу в Берлине. И другие родственники пережили многое, и их рассказы важны для меня.

Но есть у меня прадед, который геройски воевал, получил тяжёлые ранения и долгое время считался погибшим. Он сам рассказать ничего не мог, потому что из‑за ран лишился речи и едва мог передвигаться. Он умер после войны. На сельском кладбище в селе Чапкино над его скромной могиле гордо возвышается красная пятиконечная звезда.

У меня же есть мечта посетить места, где вместе с однополчанами воевал мой прадед. И мечта эта родилась не сразу, а после того, как я становился взрослее и все больше узнавал о Великой Отечественной войне, о тех, кто сохранил для нас мир и свободу. 

Мой прадед умер в 1973 году. Но мой дедушка Анатолий Сергеевич, мои родственники и родители смогли мне рассказать о нём. Я надеюсь узнать еще больше и сохранить эту память.

Не узнала отца

Когда началась война, моему дедушке Толе было восемь лет. Он был средним из восьми братьев и сестёр. Осенью 1941 года на фронт ушли его отец и старший брат, 18-летний Григорий, впоследствии пропавший без вести в боях за Москву.

Глубокое впечатление произвела на меня судьба прадеда… Сергей Никитич Москалёв, воевавший на Ленинградском фронте, был тяжело ранен в 1943 году. В селе Вислая Дубрава есть мемориал, на котором его портрет и имя – среди погибших односельчан. Но ему, несмотря на тяжкие ранения, удалось выжить и стать для нас примером мужества и героизма

Вот как вспоминала о том времени старшая сестра моего дедушки Валентина. Ей в ту пору было 18 лет.

«В деревню пришло письмо о том, что наш отец находится в Старом Осколе в госпитале. Не без труда я добралась до госпиталя. В другое время я бы обрадовалась, что оказалась в городе. Но Старый Оскол был сильно разрушен, да и все мои мысли были о предстоящей встрече с отцом, с которым мы не виделись два года. Меня встретил военврач.

«Ну-с, хорошо, – сказал он как‑то по‑старинному, – ступайте, голубушка, в первую палату, ваш отец там».

Он посмотрел на меня пристально и строго, и мне почему‑то стало страшно. Когда я шла по коридору, все высовывались из палат, чтобы посмотреть на меня. Лишь потом мне сказали, что ими двигало беспокойство: заберут такого калеку домой или нет? 

В палате было очень светло и тепло, но стоял тяжелый запах. Я поймала на себе несколько любопытных взглядов. Но в глазах большинства были грусть и растерянность. И эти чувства передались мне. Меня ни о чем не спрашивали, только поздоровались. Я думала, что сразу увижу отца, но, что будет потом, не знала. Только отца в этой палате почему‑то не оказалось. Мне было неловко снова идти к врачу, поэтому я стала всматриваться в лица бойцов внимательнее. Никто из них не спал, никто не опустил глаз. И все‑таки отца среди них не было. Тогда я извинилась и вышла. 

Пошутить врач не мог. Может, ошибся с палатой. Но, как же так? Может, устал? Когда я снова вошла в его кабинет, он и вправду выглядел очень уставшим. Мне даже показалось, что он постарел за эти несколько минут. И он как будто ждал меня и не удивился, что я вернулась к нему.

«Валенька», – позвал он медсестру. 

Мне стало спокойнее от того, что она моя тезка. 

«Принесите девушке горячего чаю! Садитесь», – сказал он мне. – Пейте, пожалуйста чай, не стесняйтесь». 

Он положил мне в чай два куска сахару, потом вздохнул и добавил еще два кусочка. Когда доктор убедился, что я с удовольствием сделала несколько глотков сладкого чаю, поднялся и медленно, но твердо произнес: «Теперь допивайте чай и пойдите снова в первую палату. Посмотрите внимательно. Ваш отец там».

Сердце мое сжалось. Прямо в стакан с тёплым чаем закапали слезы. Перед глазами всплыл образ израненного солдата с изуродованным лицом, который лежал в самом углу палаты. Значит, он и есть мой отец!..

Да, это был он. Мой отец не мог самостоятельно передвигаться, не мог говорить. На нем не было живого места. 

Нам помогли добраться до вокзала. Отца везли на тачке Добрые люди занесли его в вагон. По дороге Старый Оскол – Сараевка, которую полгода назад строила и я вместе со всеми жителями окрестных деревень, мы доехали до станции Чаплыжное. Сюда пришел за 12 километров встречать нас дедушка Никита Иванович с тележкой, запряженною коровой. Вот так вернулся отец с фронта…

О многом думала я, пока мы шли домой. Только и представить не могла, что через два года осенью 1945 года умрёт наша мама, и на мне останутся шестеро младших братьев и сестер, да израненный отец. Но как бы ни было трудно ухаживать за отцом, которому было не по силам даже встать самому, чьи раны требовали постоянных перевязок, я всегда была рада и спокойна, потому что он был дома, он был рядом…»

Праздник для фронтовика

Потом радовались моему прадедушке и 11 внуков. Они рассказывают, что летом во дворе было шумно. Дедушка говорить не мог, но часто просил жестом яблоко или грушу, указывая на нужный плод костылем. Детям не терпелось вернуться к своим занятиям, а они перебирали на ветвях одно яблоко за другим, выслушивая недовольный ропот деда. Но когда он удовлетворенно кивал головой, то радости не было предела.

Моей бабушки Вали тоже давно нет в живых. Но эстафету памяти подхватила её дочь – моя тетя Наташа. Она жила в деревне вместе с дедушкой-инвалидом.

«На крылечке, где летом сидел дедушка, была прибита дощечка, на которой стояла кружка, – вспоминает она. – Он часто просил меня принести холодной воды или нарвать в неё вишен. Это крылечко стало деревенской достопримечательностью. Заборов в ту пору не было, и крыльцо всегда было на виду. Кто бы ни шел мимо, всегда смотрел на наш дом. И каждый останавливался и здоровался с дедушкой. А когда на крыльце никого не было, то люди все равно останавливались и уважительно приветствовали дом фронтовика, надеясь, что он в окошко увидит их.

У дедушки было много ран, которые постоянно болели и гноились. Его не хотели брать ни в какую больницу. Мать ездила с ним и в Архангельское, и в Бабровку, и в Губкин…

Однажды его привезли в Губкин, чтобы положить в больницу. Спросили, есть ли у него жена, кто будет за ним ухаживать? И не приняли. Тогда родственники обратились в военкомат. В этот же день прямо домой пришел главный врач, попросил прощения, и дедушку в больницу положили…

9 Мая в колхозе всегда бывало гуляние. Зять дедушки, колхозный бригадир Иван Тимофеевич Елманов, обеспечивал доставку ветерана. Его сажали в кабину грузовика, а сами сопровождавшие забирались в кузов. И только Иван Тимофеевич ехал на подножке, держась за зеркало, и руководил торжественной процессией. Дедушка в такие моменты был безмерно счастлив.

В колхозе ставили длинные столы из струганых досок, даже не покрытые клеенкой, зато щедро уставленные деревенской снедью. На столах стояла и сирень. Играла гармошка, пели песни, было весело.

Как‑то я прибежала туда. Дедушка посадил на колени и меня угощали, кто чем. Мне ничего не надо было. А дед был все‑таки рад».

Эти трогательные воспоминания вызывают большой отклик во мне. Мне тоже что‑то хочется сделать для того, чтобы память эта всегда жила в нашей семье…

Победа – это надежда

Давно нету в живых моего прадеда – старшины Красной Армии Сергея Никитича Москалёва, награждённого за подвиг орденом Отечественной войны II степени. Нету и моего дедушки Толи, и его старшей сестры Валентины. Но в большой семье выросло много внуков и правнуков. У них разные судьбы. Но всех их объединяет гордость за своего прадеда, за своих родных, которые смогли преодолеть тяжелые годы войны. Для всех нас Победа – это не только май 1945 года. Это торжество жизни, торжество всего светлого и прекрасного, что есть на земле.

А помнить нужно… Я стараюсь собрать как можно больше сведений о своем прадедушке, мечтаю побывать в тех местах, где он воевал. Хорошо бы найти хоть что‑то о его без вести пропавшем старшем сыне Григории, которого любила вся семья, который подавал большие надежды.

Став взрослее, я понял, каково было моему прадеду идти на фронт почти в сорок лет, имея восьмерых детей. Там он стал старшиной, то есть родным отцом для всех бойцов роты. Наверное, он хотел уберечь их в том бою, когда первым шел в атаку. И, наверное, ему было суждено погибнуть в том бою. Но он выжил всем смертям назло. Выжил и принес домой частичку жизни и надежды, которую мы все храним до сих пор.