Работали как фанатики. Евгений Прасолов рассказал в очерке о главе династии Шумейко

Губкин славится своими трудовыми династиями. Хорошо известна жителям округа семья Шумейко. Родоначальник её – Николай Шумейко – был директором шахты в самые трудные годы становления и развития горнорудного производства в регионе. Сын, Александр Шумейко, находясь в течение трудовой жизни на многих ответственных постах, немало сделал для городского округа и области. Он является Почётным гражданином Белгородской области, Почётным гражданином города Губкина и Губкинского района.

Шёл рабочий шахты со смены домой и нес с собой то ли рейку деревянную, то ли доску. Шёл, озираясь, так как было это время конца сороковых или начала пятидесятых годов, когда за подобное грозила тюрьма. Случилось худшее, повстречал тот рабочий самого начальника шахты. Побледнел владелец доски, стал говорить о тяжелых условиях жизни своей семьи.

— Для семьи твой поступок мог бы закончиться гораздо хуже, – сказал начальник. – Это, может, хорошо, что именно я тебе попался на пути.

И пошёл дальше. Удивился рабочий.

Об этом случае я не раз слышал в детстве от своего покойного дяди, который всю жизнь проработал на шахте. Но лишь много лет спустя я по‑настоящему осознал, кажется, поступок начальника. Что был он продиктован не стремлением показаться добреньким. Начальником тем был Николай Михайлович Шумейко, один из старейших ветеранов КМА.

1923 год. В Донбассе голод. Десятилетнего Колю Шумейко отправляют к родичам в деревню, чтобы хоть маленько отошел. Там он неплохо постигает науку управления одновременно тремя парами волов, идя за плугом. Кстати, уже тогда освоил он нетерпимое отношение к браку в работе: допустил огрех – бери лопату и вскапывай. За работу платили две копейки в час, чтобы получить работу, каждый день выстаивал в очереди.

К 1930 году у Николая за плечами уже были два курса рабфака и три года учебы в строительном техникуме. В комсомол вступил в 15 лет. Был сыном своего времени и верил в близкую всемирную революцию. Участвовал в коллективизации и держал с товарищами «равнение на пролетариат». Был заместителем начальника политотдела по комсомольской работе и мотался по деревням. Читал лекции, проводил политинформации, убеждал, агитировал. Жил в постоянном ожидании нового. Первое радио. Первые кружки политграмоты. Первая борозда с ликующими криками сторонников коллективизации и ложившимися под трактор поперек этой борозды противниками. И постоянная тяга молодого комсомольца к знаниям.

В 1934 году Николай Михайлович поступает в Днепропетровский горный институт, а в 1939 молодого специалиста вызывают в Москву, в Центральный Комитет партии. Ехал и терялся в догадках: зачем вызывают? Был встречен вопросом: «В первый раз в столице?».

Дали десять дней на ознакомление с Москвой, обеспечили на каждый день билетами в театры и музеи. А через 10 дней Николай Шумейко был в промышленном отделе ЦК. Ему предложили ехать на КМА, чтобы возобновить там строительство шахты.

Приехал, поселился в общежитии. С чего начинать работу? Шахта затоплена, нет оборудования, старые кадры рабочих большей частью разъехались. Стал ходить по дворам соседских деревень, набирать рабочих. Сейчас, конечно, трудно представить условия работы той поры, хотя и отделяет нас от неё менее полувека. Шпуры – небольшие скважины малого диаметра – проходили калеными бурами, которые тупились буквально через каждый сантиметр проходки. Чтобы пройти шпур, скажем, глубиной 120 сантиметров, нужно было сменить 120 буров. Не было ни одного электровоза, а вагонетки загружали и катали вручную.

На приеме у наркома тяжелой промышленности Ивана Тевосяна Шумейко как хлеба просил рельсы и вагонетки.

— Стройте деревянные и катайте по шпалам, – был первый ответ.

Однако в 1941 году для шахты были выделены один электровоз и одна погрузочная машина. Из рассказов рабочих тех лет знаю, что коллектив уважал своего начальника шахты и как специалиста, болеющего за дело, и как человека, болеющего за людей.

А Николай Михайлович и впрямь знал не только каждого работника в лицо, но и их семьи. К нему шли жёны рабочих, и он заранее знал, кому и чем сможет помочь. Ходил по домам и знакомился с их нехитрым житьём-бытьём. И когда раскладывали в нарядной для рабочих пайки хлеба, он безошибочно мог подсказать, кому и сколько полагается. Испытывал удовлетворение, что угадал и по‑хорошему угодил, когда в конце месяца кто‑то из рабочих премировался костюмом или отрезом простого ситца, а то и сваренной из металлических прутьев качкой для недавно родившегося ребёнка.

Что ни говори, а приятно сознавать, что можешь сделать для людей что‑то доброе, и делать по возможности. Как‑то начальник шахты ехал на бричке по раскисшей дороге и повстречал женщину с ребенком на руках. Слез с брички, сказал извозчику: «Отвезешь её в то село, где она живёт, и возвратишься на шахту». Сам пошел на работу пешком.

Не ахти какой поступок, но когда их много? Каждый из них, как маленькая свечка, затепливается не только в сердцах окружающих, но и в сердце того, кто этот поступок совершает. И согревает потом.

Неподдельный энтузиазм, царивший в те годы в коллективе шахты, был неразделим с таким же неподдельным участливым отношением друг к другу на всех его уровнях. Как‑то тогдашний директор КМАстроя Василий Кислов, возвратившись из командировки, вызвал к себе начальника шахты. Глядя на его обувь, покачал головой:

— Ну какой ты у меня начальник. – И протянул ему ботинки. – В Кривом Роге достал, носи.

Такое отношение друг к другу рождало чувство локтя, усиливало желание работать еще лучше. Все жили рудой, ждали руду.

— Работали как фанатики, – признаётся сам Николай Шумейко. – Взять хотя бы рабочих Золотых, Иванова. За смену они отгружали по 40 вагонеток.

Ребята из бригады Малыгина задерживались после смены, чтобы сработать побольше. Особое чувство собранности и дисциплина каждого практически исключали какие‑либо несчастные случаи. С первых до последних дней войны Николай Михайлович был на фронте политбойцом, заместителем политрука саперной роты, офицером связи при штабе фронта.

1945 год. Николай Шумейко – главный инженер КМАстроя. На нем ответственность за организацию проектирования, сбор необходимой документации, получение от ученых страны экспертной оценки возможности дальнейшего развития горных работ в районе шахты. Встречи с академиками Бардиным, Скочинским, Шевяковым, наркомом Тевосяном.

С 1956 года, когда на КМА получили развитие открытые горные работы, Шумейко стал начальником Лебединского рудника.

Все это уже история, история нашего города… 

Первопроходцы КМА… Сколько из них нет уже в живых. Война многих унесла. В сквере Шахтерской славы памятник стоит, на нем две каски, вросшие в гранит, – шахтерская и солдатская. Много проявил инициативы и вложил энергии Николай Михайлович, чтобы появился этот памятник. Не ему он нужен был, все имена, что там выбиты, они и так в его сердце всегда были. Молодые бы не забывали…

Евгений Прасолов

«Знамя Ильича», 19 сентября 1987 года